Флоатинг. Погружение в невесомость... ))
Перед завтраком.
Станция Лопасня, Моск.-Курск. Это наш новый адрес. А вот Вам подробности. Не было хлопот, так купила баба порося! Купили и мы порося – большое, громоздкое имение, владельцу которого в Германии непременно дали бы титул герцога. 213 десятин на двух участках. Чересполосица. Больше ста десятин лесу, который через 20 лет будет походить на лес, теперь же изображает собою кустарник.
(Из письма А.П. Чехова А.С. Киселеву 7 марта 1892 г.)
Кабинет А.П. Чехова
Кабинет А.П. Чехова
Комната сестры А.П. Чехова - Марии Павловны.
Комната сестры А.П. Чехова - Марии Павловны. Сестра Чехова Мария работала преподавательницей истории и географии в женской гимназии, увлекалась живописью. Первые работы были сделаны под руководством И.И. Левитана. Как-то любуясь ее работой, тот сказал с восхищением: «Черт знает, как хорошо! Какие же вы, Чеховы, талантливые!».
Гостевая
Гостевая
Комната А.П. Чехова
Комната А.П. Чехова
Столовая
Столовая. Фарфоровый сервиз (Дрезден, фирма «Villeroy&Boch»).
Комната горничных
Комната горничных
Флигель-кухня
В 1894 году Чехов выстроил рядом с домом небольшой деревянный флигель, о котором сам писал в одном из писем: «Флигель у меня вышел мал, но изумителен». Первоначально уютный домик, окруженный ягодными кустарниками, предназначался для гостей, но вскоре стал рабочим кабинетом писателя.
Есть парники. В саду, в 15 шагах от дома, пруд… с карасями и линями, так что рыбу можно ловить из окна.
Дом и хорош, и плох. Он просторнее московской квартиры, светел, тепел, крыт железом, стоит на хорошем месте, имеет террасу в сад, итальянские окна и проч., но плох он тем, что недостаточно высок, недостаточно молод, имеет снаружи весьма глупый и наивный вид, а внутри преизбыточествует клопами и тараканами, которых можно вывести только одним способом – пожаром; все же остальное не берет их…
"У меня новость: две таксы — Бром и Хина — безобразной наружности собаки. Лапы кривые, тела длинные, но ум необыкновенный". Чехов А. Суворину.
Помощников у нас нет, придется быть и врачом и санитарным служителем в одно и то же время; мужики грубы, нечистоплотны, недоверчивы; но мысль, что наши труды не пропадут даром, делает все это почти незаметным. Из всех серпуховских докторов я самый жалкий; лошади и экипаж у меня паршивые, дорог я не знаю, по вечерам ничего не вижу, денег у меня нет, утомляюсь я очень скоро, а главное – я никак не могу забыть, что надо писать, и мне очень хочется наплевать на холеру и сесть писать.
Летом 1892 года во время эпидемии холеры врач Чехов обслуживал 26 деревень, четыре фабрики, один монастырь, организовал два медицинских пункта и пять холерных бараков. Он принимал больных по два дня в неделю на каждом медицинском пункте.
"Несколько месяцев писатель почти не вылезал из тарантаса. В это время ему приходилось и разъезжать по участку, и принимать больных у себя на дому, и заниматься литературой. Разбитый, усталый, возвращался он домой, но держал себя так, точно делал пустяки, отпускал шуточки